На главную | Архив | Индекс монографии | Автор Психология и психосемантика цвета
|
1.2. Цвет как семантический объектЦвет является объектом изучения во многих дисциплинах, иногда весьма далеких от психологии: в психофизике, психофизиологии, психологии восприятия, оптике, физиологической оптике, анатомии глаза, колориметрии, светотехнике, теории фотографии, при конструировании цветопередающей аппаратуры, в полиграфии, химии красителей и т.п. Уже этот перечень знаменует практическую значимость проблематики, связанной с Цветом, которая все возрастает с появлением новых средств его воспроизведения и новых способов использования. Все эти дисциплины изучают закономерности возникновения цветовых ощущений, цветоразличения и цветопередачи. Эти науки правомерно относить к классическим дисциплинам цветоведения, не рассматривающим Цвет в качестве психологического феномена. Единственный контекст рассмотрения цвета в этой связи – “отражение”, аналогичное отображению цветов фотопластинкой. Главная проблема
психосемантики цвета – проблема
существования и источников (причин)
цветовых значений, – в настоящее время
не только не решена, но даже четко не
поставлена. Однако без осознания важности
этой проблемы невозможно продуктивное
осмысление результатов психологических
экспериментов в этой области. В данном
пособии фокус рассмотрения, таким образом,
переносится с причин и закономерностей
возникновения цветовых ощущений на
причины и закономерности существования
цветовых значений: правила их порождения и
функционирования. Согласно основному закону семантики, знак доступен интерпретации только в соотнесении с некоторым контекстом. Изучение Цвета как семантического феномена определяет изучение его в ряде контекстов: 1) как субъект воздействия на человека; 2) как объект восприятия человеком; 3) как объект манипуляции со стороны человека. Второй тип контекстов: 1) психофизиологический (“Организм”); 2) психосемиотический (механизм и структура “означивания”); 3) психосемантический (эмоции и идеи как предметное содержание цветового образа). Третий тип контекстов: 1) субъект-объектные отношения (цвет как объект отношения: оценки, ассоциирования, шкалирования); 2) субъект-субъектные отношения (цвет как выразитель отношения); 3) аутосубъектные отношения (цвет как выразитель самоотношения). Исследование Цвета в перечисленных контекстах относится к частным методологическим приемам исследования в психосемантике Цвета. Важным частым методологическим приемом решения общей проблемы значения Цвета является анализ отношения к Цвету в ряде культурных традиций. В качестве таковых мы рассматриваем, главным образом, традиционную культуру (дальний и средний восток) и христианскую традицию. Представленный в перечисленных аспектах, Цвет рассматривается как семантические объект. Исследование переводится в область психосемантического анализа: Цвет в структуре различных типов значений; семантическая структура цветового образа; исследования структуры цветовых значений в различных психологических контекстах. Методический инструментарий психосемантика цвета заимствует у экспериментальной психосемантики сознания (Петренко, 1983, 1987, 1997; Шмелев, 1983; Артемьева, 1980, 1999). Предположение, что цвета обладают собственными значениями (Гегель, Гёте, I.Itten, В.Кандинский, M.Lusher и др.), позволяет ввести Цвет в границы предметной области психологии, где значение традиционно рассматривается и изучается в ряду таких собственно психологических объектов как мотив, эмоция, представление, образ. В контексте концепции сознания, разработанной А.Н.Леонтьевым, значение сопрягается также с такими конструктами, как “чувство реальности”, “объективность”, “осознанность”. Традиционным для отечественной психологии является повышенное внимание к общеметодологической базе исследования. В отношении психосемантики Цвета это требование стоит особенно остро. Психосемантический подход к проблеме восприятия цвета предполагает отнесение цвета к разряду семантических объектов. В связи с этим в методологическом и общетеоретическом плане приобретает актуальность оценка правомерности наделения цвета самостоятельным значением. В частности, возникает необходимость теоретического анализа самой возможности приписывать специфические значения чувственной ткани сознания – ощущению (Артемьева, 1980; Веккер, 1981; Петренко, 1983; Яньшин, 1990, 1997; Василюк, 1993), поскольку в психологии когнитивных процессов Цвет традиционно относится к области ощущений (аспекту чувственной ткани образа), в то время как значение принято приписывать целостному психическому образу (Леонтьев А.Н., 1975). Актуальным представляется обобщение имеющихся фактов на основании семантической парадигмы восприятия (Артемьева, 1980, 1999; Петренко, 1983; Шмелев, 1983). Этот подход позволяет свести воедино феномены восприятия и представления цвета, его воздействия на эмоциональное и физиологическое состояние, закономерности цветовых ассоциаций и цветовой атрибуции. Для решения чисто психологической проблемы, выяснения семантики цвета, необходимо ответить на вопрос о сущности самого изучаемого объекта: Что есть Цвет? Для психолога и психофизика – это вопрос о природе дистального стимула, вызывающего цветовое ощущение. Должны ли мы, как это принято в настоящий момент, в силу механистической традиции, соотносить цветовое ощущение исключительно с волновыми характеристиками светового потока, или можем рассматривать цвет как одно из качеств, присущих объективной действительности? Таким образом, в философском аспекте этот вопрос относится к области онтологии и эпистемологии (гносеологии) – теории познания. Специфичность Цвета как объекта научного изучения состоит в том, что признание за ним объективного значения требует одновременного отнесения его к феноменам объективной действительности наряду с прочими агентами, закономерно изменяющими физическое и психологическое состояние человека (Гёте, 1920; Гегель, 1977; Кандинский, 1990; Норманн, Скотт, 1952; Шехтелл, 1943; Luscher, 1969; Рубинштейн, 1973; Фрилинг, Ауэр, 1973; и мн. др.). Допущения о существовании естественных цветовых значений и о цвете как объективной реальности тесно взаимосвязаны. Признание за цветом объективного существования позволяет объяснить наличие цветового рецептора у многих биологических видов, включая человека, закономерную связь между ощущением цвета и реакцией автономной нервной системы, наличие эмоционального компонента в его восприятии у человека и ряд не менее важных экспериментальных фактов и фактов повседневной жизни. В силу того, что этот тезис противоречит принятым в настоящее время естественнонаучным установкам, он должен быть дополнительно обоснован в ходе теоретического анализа фактов, полученных в биологии (эволюция цветового анализатора), физиологии (физиология цветового зрения), физике (спектрография), химии (хроматография), в ходе критического анализа философских (онтологических, гносеологических) теоретических формулировок ньютоновского подхода. Главным общеметодологическим принципом, объединяющим теоретический анализ как в аспекте значения Цвета для человека, так и при исследовании конкретной цветовой семантики (структуры и содержания цветового значения), является следующее утверждение. Семантические закономерности, выявляющиеся в частных психологических экспериментах, отражают общие закономерности и механизмы репрезентации субъекту целостного образа мира. Сами эти механизмы и закономерности являются превращенной формой закономерностей объективного мира, органичной частью которого является и воспринимающий субъект. Взятая в аспекте традиционной психологии восприятия проблема механизмов, определяющих функционирование цветовых значений, раскрывается как соотношение дистантного стимула и психического образа и не имеет прямого решения (Логвиненко,1985). Альтернативный подход предполагает выход в более широкий контекст и рассмотрение этой проблемы как проявления единства человека с миром. На наш взгляд, эта проблема разрешима только путем указания на объективные характеристики субъективного образа мира, идентичные базовым системным качествам самого этого объективного мира. В аналитической психологии К.Г.Юнга они носят название “архетип” и рассматриваются, в частности, как “психоидные”, т.е. имеющие равное отношение как к психическому, так и к “не психическому”, “природному” в человеке, как “отпечатки” мира, объединяющие человека с миром и предшествующие и преформирующие на глубинном уровне формирование как образов восприятия, так и воображения (Jung, 1994). В качестве семантического представительства таких преформирующих системных образований в восприятии и воображении мы предлагаем рассматривать механизм синестезии, лежащий в основе наиболее обобщенных форм репрезентации мира субъекту (Osgood, 1957; Marks, 1975; Артемьева, 1980, 1999; Петренко, 1983, Шмелев, 1983). В отличие от принятого в физиологии понимания синестезии как “взаимовлияния рецепторных систем” (Кравков, 1948), что феноменологически соответствует сенсибилизации органов восприятия, нами, вслед за указанными авторами, синестезия рассматривается как универсальный психический механизм взаимотрансляции семантического содержания различных перцептивных модальностей на допредметном уровне репрезентации субъекту образа мира. * * * “Психосемантика” в названии учебного пособия обозначает частную методологию, методику исследования и моделирования явления. Это диктует детальное рассмотрение проблем, связанных с концепцией значения, принимаемой в нашем исследовании. Традиционно семантика рассматривается как раздел лингвистики. Ю.С.Степанов (Степанов, 1985), говоря о семиотике как науке о знаковых системах, выделяет в ней “три измерения”: семантику, синтактику и прагматику. “Семиотика” здесь служит родовым понятием, а семантика рассматривается как изучающая отношения знаков к тому, что они означают: объектам действительности и понятиям о них. Согласно Р.Якобсону, “наука о знаках, называемая семиотикой, занимается общими принципами, лежащими в основе структуры всех знаков, с учетом их использования в составе сообщений и характера этих сообщений, а также особенностей различных знаковых систем и сообщений, использующих эти разные типы знаков” (Якобсон, 1985. С. 20). Следовательно, в понятии “семиотика” акцент смещен в сторону проблемы структуры знаков и особенности знаковых систем, а не на их содержание. В психосемантике акценты смещаются. “В задачу психосемантики входит реконструкция индивидуальной системы значений, через призму которой происходит восприятие субъектом мира, других людей, самого себя, а также изучение ее генезиса, строения и функционирования. Психосемантика исследует различные формы существования значения в индивидуальном сознании (образы, символы, коммуникативные и ритуальные действия, а также словесные понятия)” (Петренко, 1997. С. 3). “Она объединяет психологические исследования значения, понимаемого в психологии как важнейшая единица психического отражения у человека” (Шмелев, 1983. С. 5). Одним из программных тезисов экспериментальной психосемантики сознания, тесно соприкасающихся с задачей психосемантики цвета, является следующий: “…Понимание значения как формы обобщения, являющейся дериватом действительности, репрезентированной не только в форме понятий, но и в системно организованном образном плане, требует и анализа психических процессов, на языке которых “записаны” эти значения, анализа формы невербальных значений в человеческом сознании” (Петренко, 1983). В психологии (экспериментальной психосемантике, в частности) под семантикой, следовательно, понимается скорее содержание сообщения или смысл “означаемого”, если придерживаться лингвистической парадигмы. В психологии внимание исследователя сосредоточено на структуре значений не столько даже в смысле “содержания” знаков и образов, сколько содержания субъективной (и коллективной) структуры сознания (Леонтьев, 1979, Петренко, 1983, 1987 и др.). Можно сказать, что в этом – одно из важных различий между семантикой (в лингвистике) и психосемантическим подходом к проблеме значения (в психологии). Под семантическим анализом в психосемантике, в частности, понимается выделение и анализ семантической структуры психического образа. Таким образом, чтобы разделить собственно проблему соотношения (связи) между означающим и обозначаемым (как проблему лингвистическую) от проблемы раскрытия структуры значения (знака, психического образа), т.е. от проблемы раскрытия психологического смысла сообщения, мы в дальнейшем проблему соотношения обозначающего и обозначаемого будем называть семиотической, а проблему содержания знака – (психо-) семантической. В отечественной психологии значение уже давно имеет статус психологической категории. Теоретические основания этому содержатся в исследованиях Л.С.Выготского (Выготский, 1982), ставших классическими. Понятия “знак”, “значение” несут основную логическую нагрузку в структуре таких категории, как “высшая психическая функция”, “онтогенез”, “произвольность” в культурно-историческом подходе к объяснению феномена психического (Леонтьев, 1975, 1981; Асмолов, 1990). Согласно этому подходу, значение определяется как присвоенное в процессе общения и совместной деятельности обобщенное отражение действительности, выработанное совокупным субъектом (человечеством) в процессе культурно-исторической практики и зафиксированное в форме понятий, знаний, образа действий, норм поведения и т.п. (Там же). Иначе говоря, за словами (как и за предметами и действиями) у человека стоят некие незаметные, поскольку органично вплетены в саму “ткань” слов, образов или действий, “схемы” реальности. Значение пронизывает образ мира человека, являясь его “квазиизмерением” (Леонтьев, 1979). В образе мира значение “...выступает как то, что лежит за обликом вещей – в познанных объективных связях предметного мира, в различных системах, в которых они только и существут, только и раскрывают свои свойства” (Там же. С. 6). Ключевое слово, ограничивающее объяснительную силу этой, в главном очень точной формулировки, – “познанных”. Дело в том, что в отечественной психологии проблема значения тесно увязывалась с понятием “сознание”. В другой своей работе А.Н.Леонтьев прямо связывает качество осознанности с определением и функцией предметного значения (Леонтьев, 1975). Эта категориальная связка “предметное значение – сознание – усвоение” ограничивает объяснительные возможности “значения” в отношении семантики цвета. Нет сомнения в том, что определенная сторона феномена Цвета может быть рассмотрена в этой парадигме. Например, в той мере, в какой Цвет позволяет собой манипулировать, т.е. выступает в роли пассивного (материального) объекта. Ведь любой оттенок может быть назван любым сочетанием звуков или нанесен на любой материальный предмет. Кроме того, что очень важно, цвета действительно выступают в функции знаков определенных сторон объективной действительности, в которых она раскрывается носителям определенной культуры через призму реальных жизненных отношений. Последнее иллюстрируется уже классическим примером “лингвистической относительности” Б.Уорфа (Слобин, Грин, 1976). Но в нашем исследовании мы исходим из того, что значение цвета не столько создается, сколько “преломляется”, проявляется, “интерпретируется” общественно-исторической практикой. Мысль о существовании особых значений цветов не принадлежит психологам. В той или иной форме эта мысль встречается в древне-индийских, алхимических, мистических, религиозных текстах; она воплощена в ритуальной практике и связанном с ней прикладном искусстве; проявилась в многочисленных схемах цветового символизма в практике традиционной восточной медицины, в магии, астрологии и т.п. Начало научной рефлексии феномена цветового значения Нового времени можно отнести к трактату Гёте о Цвете и в его тезисе о “чувственно-нравственном действии цвета”. Его исследования были продолжены художниками И.Иттеном (экспрессивное, импрессивное и символическое значение цвета) и В.Кандинским (первичное и вторичное действие краски, цвет как носитель идей). Идея существования цветового значения в той или иной форме проявляется во всех исследованиях по ассоциированию, шкалированию или воздействию цвета на человека. В явной форме тезис о существовании устойчивых цветовых значений был сформулирован М.Люшером при создании известного метода цветовых выборов. Тезис о существовании у цветов устойчивых значений является отправным и в нашем исследовании (первое онтологическое допущение). Этот род значений может иметь предметную “составляющую”, но не является предметным значением в указанном выше смысле. Это может означать следующее: рассматриваемый как семантический феномен, Цвет предполагает некую специфическую категориальную систему и, следовательно, некий специфический тип значения, ее образующий, и особые “правила порождения”. Этот тип значений имеет докультурные (общечеловеческие, возможно – биологические, объективные[1]) корни. Уже поэтому он отличен от предметных значений, тесно связанных с речью. Один важный признак этой семантической системы – это целостный организм. Второй – несколько расплывчато определяется как “эмоциональность” в самом широком смысле этого слова. Третий – “органичность” или экологичность: цветовое значение должно представлять некие важные признаки естественных (природогенных) объектов или условий жизнедеятельности. Четвертый признак – “вплетенность” этого значения в чувственную ткань психического образа, т.е. непосредственная данность субъекту. Еще одно кардинальное отличие от предметной парадигмы значений состоит в том, что если предметные значения опосредуют человеческую деятельность, преобразующую внешнюю (“объективную”) реальность, то Цвет сам воздействует на человека и в этом смысле может быть рассмотрен в качестве субъекта, обладающего чем-то напоминающим волю. Не годится здесь и иное общее определение значения, принадлежащее Л.С.Выготскому, как “совокупность признаков, служащих для классификации и упорядочения объектов, явлений и событий окружающей действительности” (Петренко, 1983), – по той причине, что цвета не нуждаются в “совокупности признаков” для упорядочения, но только в здоровом зрении. “Хотя наши цветовые названия соотносятся с точными идеями, – говорит художник И.Иттен, – невозможна полезная дискуссия о цветах. Я обязан видеть мои двенадцать тонов так же точно, как музыкант слышит двенадцать тонов своей хроматической шкалы” (Itten, 1970. С. 30). В подтверждение последнего высказывания можно привести экспериментально провергнутую точку зрения Б.Берлина и К.Кея (Berlin, Kay, 1969) о существовании “фокальных зон” цветового пространства, соответствующих базовым цветовым терминам, выделяемым носителями разных языков. Цвета сами являются естественным средством классификации объектов, явлений и событий. Это, в частности, выразилось в символической функции цветов, существующей с древности и до наших дней (Тернер, 1983). Сказанное не исключает существования у цветового значения определенной предметной составляющей в форме, например, эмоции или чувства, связанных с соответствующими предметными значениями Таким образом, обращаясь к исследованию цветового значения, мы обращаемся к феноменологии, остававшейся на периферии предметного поля отечественной психологии, разрабатывавшей главным образом проблемы предметного значения, моделью которого со времен исследований Л.С.Выготского служило словесное значение. Указанный тип значения мы обозначили термином “естественное значение” с целью отличить его от развитых форм, в том числе от словесного значения. Это сделано по аналогии с предложенным И.П.Павловым разделением первой (безусловно-рефлекторной) и второй (условно-рефлекторной) сигнальной систем, или, что ближе к развиваемому нами психологическому контексту, – с введенной Л.С.Выготским классификацией психических функций на “натуральные” (природные) и высшие психические функции. Предполагается, таким образом, что природа естественных значений так или иначе соотносима с природой безусловно-рефлекторных реакций либо естественных психических функций, среди которых имеются и “естественные языки”, опосредствующие общение между животными, и естественные знаки, определяющие существование инстинктивных форм поведения (“безусловные раздражители”, релизерные, триггерные признаки среды или ситуации) (Лоренц, 1994, Хайнд, 1975, Тинберген, 1993). Сходный с описанным выше типом значений в концепции Ч.Осгуда носит название “коннотативное значение”. Под коннотативным значением, вслед за Ч.Осгудом, понимают “...те состояния, которые следуют за восприятием слова-раздражителя и необходимо предшествуют осмысленным операциям с символами” (Osgood, Suci, Tannenbaum, 1957). Эти значения проявляются в форме “аффективно-чувственных тонов” (Osgood, 1969). Согласно мнению В.Ф.Петренко, наиболее близким аналогом коннотативного значения в отечественной психологии является нерасчлененный личностный смысл и аффективная окраска образа (Петренко, 1983). В его исследованиях был подтвержден тезис Ч.Осгуда о релеантности коннотативных значений синестетическому механизму категоризации, оперирующему на уровне “глубинной семантики”. Этот уровень задействован на более ранних стадиях презентации объекта субъекту, когда эмоциональные и перцептивные характеристики еще представлены сознанию в нерасчлененном единстве. Основным методом операционализации (выявления) коннотативного значения является метод семантического дифференциала (СД), а операциональной[2] формой их представления – многомерное семантическое пространство (См. об этом также: Петренко, 1987; Шмелев, 1983). Многочисленные исследования, проведенные в рамках методологии семантического шкалирования, доказали поразительную межкультурную и межиндивидуальную устойчивость структуры коннотативных значений (Osgood, Suci, Tannenbaum, 1957; Semantic Differential Technique, 1969; Петренко, 1983, 1987; Шмелев, 1983), которая и является измерениями коннотативного “пространства”. Эта структура представляется обычно в виде трех осей-координат, обобщенно названных: Оценка (хороший-плохой), Сила (сильный-слабый), Активность (активный-пассивный). На сегодняшний день можно считать достаточно обоснованной и подтвержденной гипотезу Ч.Осгуда о том, что этот тип значений релевантен человеку как представителю не столько культуы, но вида. Структура коннотативных значений, таким образом, соотносима со структурой основных психофизиологических (биологически обусловленных) реакций человека, причем основной регистрируемой составляющей в этих реакциях является нечетко дифференцированный эмоциоподобный компонент. Эта глубинная категориальная система позволяет человеку оперировать в плане сознания с предметными данностями на основании сходства (различия) их эмоциональных “откликов” (неких эмоциональных обертонов), сопутствующих восприятию (представлению) любого объекта. Наиболее поражает воображение факт, обнаруженный в связи с изучением коннотации: несмотря на свою “грубую” биологическую “подоплеку”, эта система составляет чувственно-эмоциональный (синестетический) базис искусства, – в той мере, в какой последнее зиждется на метафорической образности. На наш взгляд, синестетический (коннотативный) уровень категоризации во многом релевантен той области психического, в которой цвета проявляются как символические феномены. Относительно конкретной методологии исследования структуры цветового значения, проблема распадается на две смежные: 1. Исследование структуры, “правил порождения” и функционирования доязыковой формы цветового значения. Предполагается, в качестве таковой выступает неосознаваемая субъектом физиологическая реакция на воздействие цвета, приводящая, в свою очередь, к нарушению константности восприятия цвета в связи с изменением психического состояния. 2. Исследования взаимодействия этой естественной формы цветового значения с развитыми (предметными) категориальными структурами сознания в различных контекстах. Нетрудно заметить, что “принцип семантичности” лежит в самой основе порождения перцептивного образа, заложен в структуру любого анализатора как механизм детектирования (многоступенчатой перекодировки), осуществляющий поэтапный процесс интерпретации проксимального стимула. На этот факт обращал внимание психологов и физиологов в свое время Н.А.Бернштейн (Бернштейн, 1943, 1997), и сегодня его можно считать общепризнанным. Процесс порождения психического образа во многом загадочен, но это двунаправленный, активный процесс порождения, а не фотографического изображения. Он протекает с опорой на перцептивные схемы, модели, эталоны, предвосхищения, определяется мотивами и эмоциональным состоянием, представляя собой деятельность со всеми характерными закономерностями последней (Бернштейн, 1943; Леонтьев, 1981; Запорожец и соавт.,1967; Величковский, 1982; Петренко, 1983; Зинченко, Смирнов, 1988 и мн. др.). Но это не противоречит тезису о существовании специфической формы значений, присущей самой чувственной ткани образов. Более того, этот вывод естественно вытекает из классических экспериментов по возникновению ощущения, проделанных А.Н.Леонтьевым на материале “кожного зрения” (Леонтьев, 1981). Гипотеза А.Н.Леонтьева основывалась на обладании ощущением сигнальной функцией. Согласно А.Н.Леонтьеву, для всех видов чувствительности общим является утверждение, что “…данное ощущаемое воздействие должно необходимо опосредствовать отношение субъекта к какому-нибудь другому воздействию” (Там же. С. 70). В указанном исследовании А.Н.Леонтьевым экспериментально были созданы условия означивания неспецифического раздражения, что и породило новый тип восприятия: “кожное цветовое ощущение”. Естественно, оно было неспецифическим (не цветовым в полном смысле слова), но этот эксперимент доказал, что значение превращает раздражимость в чувствительность, т.е. в ощущение. Это позволяет утверждать, что в обсуждаемом исследовании А.Н.Леонтьев обосновал семантическую модель психического образа не только со стороны предметного значения (Леонтьев, 1979), но и естественного значения как присущего самой чувственной ткани психического образа. Это натуральное значение заключает в себе устойчивую взаимосвязь ощущения с теми стимулами, которые первоначально участвовали в процессе инициирования этого ощущения из простой чувствительности. Это обосновывает гипотетическое объяснение существования эмоционально насыщенных неперцептивных компонентов цветового ощущения: они отражают те неспецифические раздражители, которые инициируют (аналогично боли от электрического тока в эксперименте А.Н.Леонтьева) цветовые ощущения[3]. В наших исследованиях мы исходим из общих теоретических положений, справедливых для всех типов значений (естественных и предметных), для всех уровней категориальной сложности. К этим частно-методологическим утверждениям мы относим следующие. Первое – значение предполагает интерпретацию. В развитой форме – это понимание (“встречное порождение”) (Петеренко, 1983), в примитивной – физиологическая реакция, эмоциональная преднастройка к действию или следующему восприятию. Важно, чтобы эта интерпретация была относительно константна. Второе положение: интерпретация предполагает наличие категориальных структур, осуществляющих классификацию. Классификация может происходить не только в “категориальном пространстве стимулов”, но и в “категориальном пространстве реакций” (Шмелев, 1983). Согласно определению А.Г.Шмелева, катего-риальная система задает разбиение множества стимулов на категории, задавая гомоморфное отображение множества стимулов на множество реакций. “Категория” здесь – это определенный класс прообразов определенных реакций. Третье положение: значения в сознании каждого отдельного индивида “записаны” как правила их порождения (Петренко, 1983)[4]. Четвертое положение: актуальное порождение значения можно представить как последовательный переход от коннотативной нерасчлененности к предметно-категориальной организации, включающий обогащение содержанием на каждом уровне порождения (Там же. С. 129). Это последнее положение определяет модель взаимосвязи естественных и предметных форм значений. Цвет является естественным знаком, или символом, поскольку обозначаемое и обозначающее в нем неразрывно слиты, что не противоречит возможности его интерпретации. К подобной семиотической ситуации всецело приложим тезис В.Ф.Петренко: образ является “перцептивным высказыванием” о мире (Петренко, 1976). Главная особенность подобного рода знаков – слитность плана выражения (формы) и плана содержания. Последняя особенность характерна для образа, “эйдоса”, в терминологии А.Ф.Лосева (Лосев, 1990). В отличие о дискурсивного понятия, для которого обратно соотношение между объемом (множеством объектов, подпадающих под категорию) и содержанием (структурой классифицирующих признаков категории), для эйдоса оно прямое: объем и содержание слиты в одно “смысловое изваяние”. Это значит, что “элементами” объема цветового значения являются “элементы” его содержания. Следовательно, категориальные структуры, классифицирующие цвета, сами же и являются “означаемым” цветового образа. Другими словами, весь спектр реакций на цвет: физиологических, эмоциональных, поведенческих, интеллектуальных и т.п., при условии их константности, и представляет собой искомое содержание цветового значения. Следовательно, под естественным значением цветов следует понимать любую феноменологию, связанную с восприятием, воздействием или использованием цветов при условии ее (феноменологии) устойчивости. Классификация этой феноменологии диктуется целями исследования или зависит от теоретических предпочтений исследователя. Таким образом, можно сформулировать следующее, пока еще предварительное, утверждение: существует психологическая (семантическая) структура цветового образа, сформированная различными типами значений, категориальными структурами, “классифицирующими” цвета на разных уровнях их взаимодействия с целостным субъектом, и устойчивыми правилами трансляции этой классификации в категориальные структуры развитых систем значений, в том числе словесных. Выяснить количество этих уровней, их особенности и правила порождения – специальная задача психосемантики цвета. Это определяет и стратегию построения исследования: предметом изучения психосемантики цвета выступают устойчивые семантические проекции цвета в различные категориальные контексты. В импрессивном[5] аспекте в качестве таковых выступают следующие феномены: · связь цвета с разными перцептивными модальностями: вкусом, цветом, тактильными ощущениями, восприятием пространства и движения; · индукция цветом характерного психологического состояния; · влияние психологического (эмоционального) состояния на характерное изменение колорита воспринимаемого образа; · связь восприятия цвета с устойчивыми особенностями личности. Экспрессивный[6] аспект – использование цветов как средств выражения отношения и самоотношения, т.е. как отображения, “визуализации”, эмоций в сознании. Отдельным аспектом анализа является исследование закономерностей предпочтения цветов в зависимости от психологического состояния, как одного из кардинальных феноменов взаимодействия человека с Цветом. Теоретическая гипотеза экспериментальной психосемантики Цвета состоит в том, что между цветовым ощущением и эмоциональным тоном существуют “двусторонние” взаимосвязи, то есть между ними возможны не только взаимный перевод содержания, определяющийся как “трансляция” (Артемьева, 1980), или “репрезентация материала одной модальности на материале другой” (Петренко, 1975, 1983), но и взаимопорождения (трансформации). Феноменологически это должно соответствовать порождению цветов из соответствующих эмоций, либо специфической окраске, изменению колорита образа при переживании определенного состояния (или иначе – соответствию колорита образа “окраске” переживания). Эта гипотеза поддерживается теоретическими положениями, высказанными в свое время Е.Ю.Артемьевой (Артемьева, 1980), о существовании психологического феномена взаимной трансляции содержания различных модальностей, в основе чего лежит механизм “эмоционально-перцептивных универсалий”; в концепции иконической образности В.Ф.Петренко[7] эту же роль трансляторов содержания играет механизм синестезий. Обе концепции предполагают существование механизма взаимной трансляции, перевода, перешифровки содержания перцептивных модальностей, где роль механизма выполняют “эмоциоподобные” феномены. В случае же с эмоциями, по нашему мнению, этот механизм может действовать как порождающий, а не транслирующий, в соответствии с гипотезой В.Ф.Петренко (1983) о восприятии как “встречном порождении”. С одной стороны, “порождение” отражает фактическую феноменологию изменения эмоционального состояния под влиянием цвета. Это изменение не может быть отнесено к чисто реактивному типу, поскольку, в обратном порядке само эмоциональное состояние выражается в сознании в закономерных цветовых феноменах. С другой стороны, сама сфера эмоциональных состояний качественно отлична от перцептивных модальностей, по всей вероятности, играя роль посредника и “оператора” (Петренко, 1983) в процессе порождения образов. Эта особая роль эмоциональной сферы позволяет нам предполагать и особый тип ее отношений, в данном случае, со зрительной перцептивной модальностью, который мы и определяем как “порождение”, а не только “трансляцию”. Это сопоставимо с обоснованной гипотезой (Корж, Ребеко, 1993; Корж, Лупенко, Сафуанова, 1993; Сафуанова, 1994) о существовании амодальных эмоционально-перцептивных эталонов восприятия цветов. Согласно нашей гипотезе, эти эталоны могут являться источниками цветовых феноменов в процессе встречного порождения цветовых образов в представлении. Таким образом, предполагается, что синестезия, или эмоционально-перцептивные универсалии (Е.Ю.Артемьева), эмоционально-перцептивные эталоны (Корж, Ребеко, Сафуанова) опосредствуют трансляцию цветового значения в контексты различных перцептивных модальностей. Они же опосредствуют проекцию цветового значения в плоскости развитых вербальных категориальных структур, что и определяет “вертикальную” структуру цветового значения. Вопросы для самопроверки:1. Сформулируйте общеметодологическое основание психосемантики цвета. 2. Каковы частно-методологические приемы исследования цветовой семантики? 3. В чем состоит главная проблема психосемантики цвета? 4. Чем определяется связь тезисов о наличии у цвета естественных значений и о его объективном существовании? 5. Разведите понятия “семантика”, “семиотика”, “психосемантика”. В чем состоят задачи экспериментальной психосемантики сознания? 6. Как в отечественной психологии раскрывается понятие “значение”? 7. Перечислите предполагаемые особенности значения цвета как естественного семантического феномена. 8. Что такое “коннотативное значение”, какова его факторная структура? 9. Перечислите методологические утверждения, справедливые для любых типов значений. 10. Что такое “естественный знак” (символ)? 11. Что следует понимать под структурой естественных значений цветов? 12. В чем заключается стратегия исследования Цвета в экспрессивном и импрессивном аспектах? 13. В чем состоит теоретическая гипотеза экспериментальной психосемантики Цвета? Литература для самостоятельного изучения:Артемьева Е.Ю. Основы психологии субъективной семантики. М.: Смысл, 1999. 350 с. Петренко В.Ф. Введение в экспериментальную психосемантику. Исследование форм репрезентации в обыденном сознании. М.: МГУ, 1983. 175 с. Петренко В.Ф. Психосемантика сознания. М.: МГУ, 1987. 207 с. Петренко В.Ф. Лекции по психосемантике. Самара: СамГПУ, 1997. 239 с. Шмелев А.Г. Введение в экспериментальную психосемантику. М.: МГУ, 1983. 157 с.[1] В том смысле, что биология человека отражает объективную действительность “телесного” бытия человека в мире. [2] Операциональный – связанный с операцией, обусловленный способом обработки данных и конкретным методом получения знания. [3] Эта гипотеза, на наш взгляд, имеет перспективу, но ее доказательство выходит за рамки настоящего учебного пособия. [4] Если существуют относительно константные значения цветов, то наша задача – выявить общие правила их порождения. [5] Импрессия – впечатление, душевный “отзвук” внешнего воздействия. [6] Экспрессия – выражение. [7] См. также: Marks, 1975. |